МИХАИЛ    ИВАНОВИЧ   БУЯНОВ

С  М  Е  Р  Т  Ь

книга издана на средства автора

 Буянов М.И. СМЕРТЬ, М.: Российское общество медиков- литераторов, 2009, с.288

   Первая в мировой литературе научно-публицистическая книга, освещающая проблему смерти с психиатрической позиции. Приводится много примеров из врачебного опыта автора, рассказов о поездках в Индию и другие страны. Много внимания уделяется первобытным верованиям и мечтаниям (в том числе религии) о вечной жизни в потустороннем мире.

    © Михаил Иванович Буянов, 2009

набор Высоцкой С. И.       

_____________________________________________________

Сдано в набор 28.07. 2009 г. Подписано в печать 28.08.2009 г.

Формат 62X84 1/16. Бумага офсетная. 

Гарнитура Таймс. Учётно-издат. листов 18,0+1,0 илл.

Тираж 120 экз. Заказ 19

_____________________________________________________

      Издательство Российского общества медиков-литераторов

      109280, Москва, Второй Автозаводской проезд, 4/5,   

      Медцентр,  телефоны 8-495-675-45-67, 8-499-158-13-28

http://www.m-buyanov.ru/

e-mail: sofja77@mail.ru

_____________________________________________________

Книга напечатана в ООО ИПК «Формат»

Москва, Ленинградское ш, дом 18

М И Х А И  Л       Б У Я Н О В

СМЕРТЬ

2009

Москва

С О Д Е Р Ж А Н И Е 

  Живые знают, что умрут, а мертвые ниче-

го не знают, и уже нет им воздаяния, пото-

                                                                                                                му что и память о них предана забвению.

Екклезиаст, гл.9, § 5

СРЕДИ МЕРТВЫХ И ЕЩЕ ЖИВЫХ

      22 октября 2008 года мне исполнилось 69 лет, провел я его в индийском городе Варанаси, еще недавно называвшимся Бенаресом. Когда к власти пришли националисты, они переименовали многие города: например, Бомбей в Мумбаи.

      Ванараси стоит на реке Ганге. У нас почему-то пишут Ганг, но это имя богини Ганги, потому надо произносить в женском роде. Варанаси - необычный город; быть может, единственный во всем свете.

      Индуизм - религия особая, тут легко запутаться, богов много, у каждого жены, дети, любовницы, враги, любимые и нелюбимые животные. Все они без конца перевоплощаются в кого хотят, определить тут какую-то закономерность трудно, если вообще возможно. В Индии проживает около 1 млрд 300 млн - как и в Китае. И едва ли не каждый по-своему толкует бесконечные варианты религиозных понятий, ошибиться потому проще-простого. Но вот что бы не верили индуисты, бесспорно одно: все они убеждены, что умирать надо только на берегах Ганги, а если пепел или часть твоего тела попадает в его воды, то счастью не будет предела. Правда, неясно кто будет счастлив - покойник, которому, естественно, уже все равно, или его близкие.

      Вот и едут со всей Индии в Варанаси. Тем более что в Индии не хоронят. За последние 5-10 лет вырубили почти все джунгли, теперь здесь распахано, засажено, освоено, люди стали жить лучше. А если кладбищам отдавать землю, то по миру пойдешь.

      По берегу реки почти постоянно горят от 5 до 20 костров, в которых сжигают трупы. Родственники или сам будущий покойник покупают дрова, выбирают место, где гореть и начинается процедура. Она длится часа три-четыре: вначале тело обмывают в Ганге, потом обмазывают маслами и благовониями, наряжают в яркие ткани, ну а потом в костер. В Варанаси за сутки сжигают от ста до трехсот трупов, каждый горит около двух часов. Потом останки сбрасывают в Гангу.

      Не сжигают детей, девочек до 12 лет, беременных, взрослых, укушенных коброй и некоторыми другими тварями, еще кого-то, их просто бросают в реку. Потому когда плывешь по ней, то приходится отталкивать веслом человечьи кости, черепа, куски ткани. Не сжигают и животных, потому в реке их много, плывут себе вздутые туши умерших коров, могут и лодку перевернуть или протаранить.

      Ганга - это громадная помойка, но несмотря на это индийцы пьют из нее, они даже считают, что наполнивши свой живот этой мутной грязью, станут счастливее. Видно, тут велика роль самовнушения, климата и питания, для европейцев же пить из Ганги - это попасть очень быстро на больничную койку.

      Некоторые фанатики норовят переплыть Гангу - уж тогда им быть счастливыми до конца дней и даже потом.

      Сам Варанаси - грязный город, переполненный нищими и умирающими. Он мало отличается от других городов Индии, но если их не видел, то, оказавшись в Варанаси, быстро поймешь, что такое ад: мухи, комары, коровы и козлы, заполонившие улицы, постоянно надо смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в их испражнения. И тысячи  попрошаек, нагло требующих денег. Ты боишься, что такой дотронется и чем-то заразит, потому вырываешься что есть сил, боясь их прикосновений. Колоссальны очереди в храмы - просто нескончаемые. Нигде в мире не видел таких длинных – покорных, смирных, безгласных.

      В общем, Варанаси - религиозный центр, в который стекаются со всей Индии. Таких людей я видел в Риме и Лурде, Иерусалиме и Сан-Пауло. Да и в Москве этих хватает – застрявших на уровне двухтысячелетней давности, неспособных освоить современную науку. Кто-то же должен опекать этих невежд, маргиналов, слабаков, убогих, бедных душой - этим и занимается церковь.

      За неделю до отлета в Индию я сказал одной знакомой о  будущем маршруте. Через пару дней она позвонила:

- Христом Богом умоляю: не ездите туда.

- Почему же?                                                                                   

- От Дели до Варанаси 666 км. Это число Зверя, оно погубит вас.

- Что за зверь и как он меня погубит?

- Вы в это не верите, потому рассказывать  не буду. К тому же 22 октября ваш день рождения, встречать его в окружении мертвецов или готовящихся к смерти - опасно и кощунственно, можете  не пережить этот день.

- С чего вы такое решили?

- Ваши звезды говорят. Вы можете мне не верить, но вы обязаны себя беречь, вы  нужны пациентам, а если погибните в своем Варанаси, кто ж будет нас лечить? 22 октября лететь из Дели в Варанаси это очень дурное предзнаменование, оно обязательно окончится для вас плохо: в тот же день.

- Посмотрим. За  заботу спасибо.

      В Варанаси я переночевал, утром побывал на молении на ступенях, ведущих к Ганге. Ступени эти мраморные, вообще в нищей Индии очень многое сделано из дорогого мрамора, он обычно скользкий, ходить приходится осторожно. К тому же почти везде требуется ступать босиком или только в носках, но не в нормальной обуви.

      Каждый вечер тысячи людей собираются на берегах Ганги, чтобы посмотреть молебен. Отовсюду несется грохот барабанов, какие-то крики. Ну а утром потише и ты можешь разглядеть, что за люди сюда приходят.

      Очень много больных. Нигде не видел такого скопления разноликих пациентов с любыми кожными и прочими хворями. Поразил депигментированный пожилой индиец с громадной паховой  грыжей, которые в старину на Руси называли килой. Он поддерживал килу двумя руками и мылся в Ганге. Особенно много  душевнобольных: в стране почти отсутствует психиатрическая помощь, она касается лишь богатых, бедные вынуждены не лечиться, они уходят из дома, бродяжничают либо их просто выгоняют: пусть побираются. Некоторых - тех, кто не дураки - жизнь учит что к чему: они прикидываются сад(х)у - бродячими юродивыми, которые разрисовывают себя и просят подаяния.

      Из России в Варанаси были единицы - это место пока не входит в туристические маршруты. Да и других иностранцев тут немного. Не то что в Дели: там на каждом шагу слышна русская речь. Бывают и смешные сцены. Возле Ворот Индии - это главный памятник в Дели - продавец каких-то игрушек кричал Гуляй, Вася! Я поинтересовался, откуда он знает такое. Тот ответил, что научили русские туристы, а что это, ему неведомо.

      Варанаси - один из  самых древних городов страны, тут есть университет, но это и столица суеверий: мол, за городом наблюдает сам Шива, тут много браминов и сад(х)у. По-английски читается садху, а по-индийски саду.

      В 4 часа утра меня повезли на берег Ганги, гремели барабаны, неслись песни-молитвы и какие-то крики, йогнутые делали гимнастические упражнения. Когда кто-то из садху увидел меня в позе лотоса, он запричитал, созвал своих, те долго на меня глазели, потом объяснили переводчику, что я живое воплощение то ли Вишну, то ли Брамы, то ли еще кого-то и мне надо поклоняться. Так что учтите это, читатели.

      Индусы спокойны, отрешенны, им вроде бы чужды всякие практические проблемы. Агрессивность - не свойство их мужчин. Одни бледнолицые, другие черны как негры. Обворовывают редко, а убивают еще реже. К иностранцам ненависти нет, да и ни к кому другому. Им бы бездельничать, мечтать, расслабляться и не иметь никаких обязанностей.

      В Индии не встречал курящих женщин и девушек. Возможно, среди шлюх и светских дамочек курящие бывают, но среди этой публики не вращался. Курящие мужчины тоже очень редки, их видел, но это были юнцы, которым уж очень хотелось показаться взрослыми.

      Не видел также очень толстых, а уж об аноректичках и говорить не приходится - по этой части Индия это не Европа и уж тем более не США.

      В Варанаси я и решил написать эту книгу.

      Смерть касается всех, никому не удавалось и не удастся ее избежать, она всего лишь звено в круговороте природы. Но на такую жизнеутверждающую тему пишут меньше всего, а из психиатров никто: из суеверий, а не из недостатка любопытства, от малого мужества, а не от незнаний. Каждый опасается, что напишет о смерти, а потом умрет, и все решат, что он предчувствовал свою смерть, вот какой провидец.

      Ко мне смерть приближалась не раз и тоже придет - лучше, чтоб попозже. И к вам, читатели. Торопиться тут не надо, но твердо знать о неминуемом следует. Не для того, чтобы опустить руки и плакать от горя, а чтобы больше трудиться, глубже проникать в незнакомое, чтоб улучшать жизнь и подавлять в себе и в других трусость, себялюбие, презрение к достоинству.

      Если ты честно прожил свою жизнь, если неустанно трудился, если исполнил многое из задуманного в юности, если ты чист перед собой, то не будешь бояться смерти. Ну а приветствовать ее - это не в человеческой природе, это для извращенцев, пижонов и попов.

      В Варанаси все делается сейчас так, как и сто, тысячу, много тысяч лет назад, ничто не меняется, жизнь стоит на месте. Нищета, грязь, вонь, попрошайки тут были всегда. Ну а наша жизнь движется. Хотя бы в том, что, бросив свои московские дела, летишь черт знает куда, чтобы своими глазами увидеть, как умирают люди, публично умирают, как их сжигают и как их останки плывут по реке, пока не вольются в Бенгальский залив.

      Там их пожирают гигантские рыбины, да и маленьким раздолье. Рыб вылавливают рыбаки из Бангладеш и Мьянмы - стало быть, питаются эти люди в конечном счете человечиной. Когда мне об этом рассказали во время путешествия по бывшей Бирме, потом там не мог брать рыбу в рот.

      Индийцы поневоле вегетарианцы - на такую прорву мяса не напасешься. Употреблять в пищу тараканов, червей, жуков, скорпионов, змей и прочую гадость, в чем преуспели китайцы и некоторые народы ЮВА, индийцы не могут - не оттого, что брезгливы, а оттого, что ленивы. И, соответственно, религию себе выбрали такую: джайнам, например (это самая суровая ветвь индуизма) запрещено все, что может быть связано с гибелью живых существ. Они даже антибиотиков стараются избегать: те, мол, губят микробы, а это немыслимый грех. Ну а ежели умер, не сгубив ни одной живой частички - в том числе вирусов и микробов - значит, святой человек и после смерти тебе будет хорошо. Где хорошо, в чем хорошо, сколько хорошо? Такие вопросы задавать нельзя, все равно не знают ответа. А за назойливость в этом деле и убить могут - не только в Индии.

      Индийцы в массе своей народ беззлобный, улыбчивый, мирный. Только в Варанаси не слышал смеха: смерть и веселье исключают друг друга. Правда, я бывал преимущественно в местах, премыкающих к реке; сюда и устремляются умирающие или любопытные. В других частях города смех наверняка встречается, но  видел эти районы в основом из окна машины.

      Не следует думать, будто Варанаси живет лишь покойниками. Здесь, как и везде в Индии, много магазинов, ремесленников, уличных торговцев, невероятное обилие велорикш и моторикш, да и автомобилей поболее, нежели в России. И все кричат, зовут, клаксонят - тишины никакой. 

      Эти поклонники Ганги и прочих богов ради самоуспокоения, а это часть психотерапии, придумали, что умереть это не покинуть мир, а всего лишь переселиться в лучшие края (только где они?), что не надо горевать, скоро ведь все равно встретимся (где, когда, насколько, с кем?). Формально в Индии - как и в России - церковь отделена от государства, но государство опирается на церковь, ведь она помогает держать в страхе и покое невежд, а те везде опасны для цивилизации. Беда в том, что любая религия запрещает просвещение, она стремится законсервировать жизнь людей,  ибо как только они станут задавать вопросы, обретать знания, религия им будет уже не нужна.

      Кремль давно пытается ввести преподавание Закона Божьего под разными названиями. Народ, конечно, сопротивляется. Ну а если все-таки введут? Будет то же, что было всегда: попы отвратят от религии молодежь, та побежит к атеизму, ибо нет лучшего воспитателя безбожия, нежели школьный поп. Кремлю, конечно,  на это наплевать, чиновникам бы у власти удержаться да пограбить страну, а там хоть трава не расти.

      Приезжают в Варанаси по разным причинам. Одни, чтобы здесь быть сожженными. Другие, чтобы присмотреться, как это делается, дабы представить, что произойдет после их смерти, ведь когда умрешь, уже не узнаешь, как будет дальше. Третьи из любопытства - такие, как я.

      Хоронить - привилегия людей и не просто людей, а пребывающих на самом верху цивилизации. У животных такого не бывает. Не бывает и у тех, кто еще не вышел из каменного века или еще сидит на деревьях. Папуасы своих не хоронят - держат трупы дома, пока не истлеют, а по слухам сами их пожирают, хотя формально людоедство им строго-настрого запрещено, европейцам, конечно.

      Ну а индийцы? Тут все не так просто. Индия - самое большое по населению демократического государство в мире, это ни в коем случае не социальный паразит, она себя кормит и содержит, но народ ее очень примитивен - тот, что не получил образования. Вот и сжигают себя. К тому же народа тут так много, что хоронить все равно негде.

СРЕДИ  РАВНОДУШНЫХ

      Из Варанаси в Каджурахо летел на аэробусе А-320. Очень удобный самолет, все в нем учтено, все для людей - не то что в большинстве российских. От Москвы до Дели добирался на нашем ИЛ-96 последней модели: 256 пассажиров и ни одного телевизора.

      Каджурахо - столица династии Чанделла, здесь много храмов, причем славятся они не архитектурными достижениями, а тем, что в двух из них встречаются скульптурки, изображающиеся разные позы для совокупления. Эти эротические барельефы прославили Каджурахо на весь мир. В позах мало оригинального - во всяком случае для меня, но несколько поз даже у меня вызвали удивление, они сродни акробатическим номерам в цирке.

      В Каджурахо мало сувениров, хотя можно было бы их навыпускать множество. Здешние жители, как и везде в этой стране, улыбчивы, равнодушны, быстро уходят от трудностей, не просчитывают свои действия на несколько шагов вперед - лень-матушка заела. Признаков юмора я вообще никогда не видел за все пять посещений Индии и угрызений совести с самообвинениями. Но самовлюбленности не меньше, чем у нас: мол, мы высокодуховные, нам пакистанцы не чета, мы лучше всех….

НА  ПОЛНУЮ  КАТУШКУ

      40 лет назад я лечил маленького шизофреника, доставал ему лекарства (мне некуда было девать энергию, потому одновременно работал в 5-6 местах и заодно консультировал начальство, потому легче и бесплатно удавалось добывать заграничные лекарства - всегда дефицитные при социализме) и вылечил - без денег, естественно: в те годы считалось недостойным брать деньги, для меня во всяком случае, тем более, что я зарабатывал много. Потом опять же на свои средства я проводил поддерживающую терапию (отец погиб). Парень окончил школу, университет, женился, периодически мне звонит:

-  Как легенду в нашей семье передают рассказы о том, как вы на свои деньги лечили меня, чтобы убедить коллег, что моя болезнь излечима. Чем мне отблагодарить вас, не знаю. Если б мог отдать вам свою жизнь, я бы это сразу же сделал.

      Может ли быть для врача большая награда, нежели такие слова?

      В жизни встречается всякое, приходится мучаться, не делать то, что хочется и к чему рожден, приходится падать и даже начинать новую жизнь. Если человек умен, силен, он не пропадет. Но ведь такие далеко не все.

      У артиста что-то не заладилось и он ушел в запой - такое у этой публики случается сплошь и рядом, они ведь живут эмоциями, разума и воли кот наплакал. Они  как дети - только порой сукины дети.

      Запой - это падение. Иногда необратимое. Надо ли помогать такому? Ведь он сам выбрал этот путь, никто не заставлял хвататься за  бутылку. Обычно это мало помогало - уж больно противны сии труженики муз. Да и жены с любовницами хотят здоровых и трезвых, а не пьянь, потому быстро их бросают.

      Упал - поднимись, но главное - не падай. Не впадай в мир пещерных фантазий, не отрывайся от реальности, не уходи в первобытные верования или в заблуждения тех времен, когда не было нынешней техники. Помни, что все мало-мальски крупные ученые, не говоря о Дарвине, Фрейде, всех генетиках или биологах, были атеистами. И тогда, когда аргументов было мало, а безбожие преследовалось. В XXI веке быть религиозным это верх безумия и саморазрушения. 

      Религия основана на признании всякой небывальщины, именуемой чудом. Нет чудес - нет религии, особенно христианства: уж тут вера в чудеса носит какой-то исступленный, патологический характер, причем чудесами называют совпадения, неизвестное или незнакомое невежественному уму. Для дикаря дважды два - четыре тоже чудо, так и у христиан, в первую очередь у православных, ибо у протестантов такой нелепости нет или она редка. Католики же предпочитают не говорить на подобные темы: понимают, что это глупо.

      Если тебе лень думать или думать нечем, то хочется верить, тогда иди к попам. Ежели же хочешь знать и твой психический уровень требует от тебя размышлений, иди в университет, т.е. к атеистам. Разговоры же о том, что церковь, мол, занимается счастьем, волей, нравственностью, абсолютно верны точно в такой же степени, что этими же проблемами занимаются учителя, переплетчики, геологи, космонавты, дворники: нет на Земле человека, который бы не обращался к совести, разуму, чести – это ни в коем случае не привилегии попов.

      Римляне уверяли, что о мертвом надо говорить только хорошее или промолчать. Мне приходилось бывать на похоронах много десятков раз и ни разу никто не молчал, все говорили лишь хорошее – из уважения и жалости к живым.

      На похоронах обычно говорят: Спи спокойно, дорогой Иван Иванович, пусть земля тебе будет пухом. Все это никакого отношения в религии не имеет. Спи и пухом это всего лишь метафоры, сравнения, образы, они не для мертвого, а для живых, которых всегда очень жалко в связи с кончиной близкого человека.

      Когда хоронят кого-то, каждый в глубине души думает, что когда-то и он будет лежать в гробу и о нем будут говорить тоже самое.

      В 1954 году бабушка впервые свела меня на могилу деда. Потом я много раз ее посещал – потому, что  с годами рядом с ним оказались почти все мои родственники: в 1962 – бабушка, в 1992 – отец, в 1994 – мать. Возможно, что и я буду здесь лежать, а если умру где-то вдали от России, то пусть похоронят меня там, но возле семейной могилы поставят доску в память и обо мне.

      На окраине Катманду на берегу Багмати расположен комплекс индуистских храмов Пашупатинакх. Это особое место в Непале: тут уйма садху, но даже не это обращает на себя внимание. Сюда свозят бездомных, больных, решивших угодить Шиве. Их собирают в отдельных комнатках, ждут, когда они умрут, а иногда и ускоряют смерть, а затем тут же на особых мраморных плитах, расположенных на самом берегу реки, сжигают, пепел потом выгребают в Багмати. Для непальского индуиста это высшее счастье – большего не бывает. Богатые редко прибегают к такой процедуре, но порой и они используют.

      Я обошел все комнатки, в которых доживают свой век ждущие смерти. Старики и старухи, умирающие и умершие – ничего необычного в них не было. Ну а покорность так она у большинства умирающих, эти не выделялись.

      С высот XXI столетия нельзя не отнестись с жалостью к нашим предшественникам. Ну какая, скажите, могла быть жизнь в каком-нибудь XV веке: не было ракет, самолетов, кофеварок и т.д. Жили медленно, много пили, писали длинные письма, излагавшие оттенки переживаний и мыслей. Вместо того, чтобы сказать Я пошел домой, разводили словоблудие на несколько страниц.  Знали очень мало. Вынуждены были подчиняться церкви, ибо она была единственной силой, способной обуздать животные инстинкты толпы. Образованные люди встречались редко, тон задавала самодовольная чернь, неспособная усвоить даже те зачатки знаний, которые были в те времена.

      В общем, жалко их. Но точно так же будут жалеть нас те, кому придется жить в каком-нибудь XXXI столетии, тогда все будет иное, такое, что нам и не снится. Но в каком бы столетии мы не жили, всегда будет сохраняться проблема смерти – и в узком смысле (смерть отдельного человека) и в широком (смерть идей, государств, направлений, цивилизаций). И всегда будут люди, которые захотят поразмышлять об этом, не боясь и не уходя в сторону.

      Рано или поздно все равно придется расставаться с зем-ной жизнью, другой нет и не будет, сказки о рае и аде это для детишек и дурачков. Но чтобы это расставание было достойным, мужественным, взрослым, надо твердо знать, что такое смерть и пока ум ясен, память тверда и здравомыслие не покинуло, надо неустанно трудиться – более ценного и вызывающего уважения нам не надо.

      Главное чудо, которое так восхищает православных, это воскрешение Христа - самое нелепое, самое слабое место в Новом  Завете. Тут детская сказка возведена в ранг идеологии. Здравых людей, способных думать и иронизировать, такая чушь может лишь отвращать и раздражать. Дабы привлечь к себе дурачков и внушаемых, религии придумали сказки о потустороннем мире: мол, смерти нет. А что есть? Якобы переход в другую жизнь. В какую, где она располагается, как сообщается с нашей земной, почему никто не подает сигналов из той загробной? Космос переполнен космическими кораблями, их так много, что пора ставить там регулировщиков движения. Но почему-то никто из космонавтов не сталкивался с чем-то необычным.

      Верить в чепуху - это упасть, тут разум отказывается работать, а коли так, то все сводится к чудесам. Если не хочешь думать, значит прибегаешь к чуду. Такое, конечно, не для нормальных людей.

*                                                    *

*

      26 мая 2009 года я возвращался из Кито в Москву. Вначале самолет приземлился в Бонере – одном из трех Антильских островов, принадлежащих Голландии; на двух – Арубе и Кюросао – я бывал раньше. В Бонере наш гигантский авиалайнер заполнился загорелыми белокурыми голландцами, чьи бронзовые лица так резко контрастировали с белизной их волос. Среди новых пассажиров было много детей; они, как и положено, кричали, плакали, играли, носились по самолету, приставая к тем, кто им нравился. Взрослые смотрели на это с умилением – нормальный человек не может не восторгаться детьми, кроме, конечно, заведомо душевнобольных.

      Особенно выделялся своей активностью 2-2,5-летний мальчик, он вызывал у всех восторг: внешне был похож на ангелочка с Рафаэлевой Сикстинский Мадонны. Он залезал на колени ко многим пассажирам, хватал за лицо, что-то ле-петал. Наконец он залез и ко мне, и стал изучать мои усы, переходящие, по мнению знатоков моды, в своеобразную бороду. Но тут я должен прервать свой рассказ.  

      Сбоку от меня сидел пожилой голландец с выраженным асцитом (отеком живота) и желтой кожей. У него, видно, было что-то неладное с печенью, про себя я называл его раковым. Он с большой грустью наблюдал, как я играл с мальчиком, ему наверняка тоже хотелось этого, но ребенок все время его избегал. Тогда я прервал забавы с мальчиком, взял его за руку и отвел к раковому. Тот благодарно посмотрел на меня и мгновенно преобразился: старался вести себя так, словно здоров, громко разговаривал, ходил с мальчиком по самолетному проходу. Короче говоря, счастья на лице этого обреченного голландца было много.

      Я подумал, что это отличный мужик, хотя и чем-то он кому-то не нравится, ведь редко кем бывают довольны жены и дети. Раковый мобилизовался, напрягся, всё делал, чтобы ребенку не пришло в голову, что он обречен: дети не должны видеть слабости взрослых или их униженное положение.

      Вот и мы должны вести себя точно также, думая о будущем, о том, как выглядим в глазах детей. Их, конечно, не следует полностью оберегать от взрослых проблем, но лучше делать это дозировано, дробно, постепенно, не обрушивая на хрупкую детскую психику груз, который и не всякому взрослому по плечу. До конца своих дней мы должны делать добро – сколько бы нам не осталось.

      «Смерть» - не сочинение т.е. не художественная литература, и не анализ его, т.е. не литературоведение. «Смерть» это жизнь – реальная, без иллюзий и оттого куда более интересная, нежели самые ухищренные выдумки о ней. Писатель – тот, кто живет за счет сочинений и благодаря их хитроумию добивается власти над читателями. Меня сочинительство не может содержать, ибо я им не занимаюсь. Мне дает средства медицина, она же дает и власть – такую, какая и не снилась ни одному писателю, только в небольших масштабах. Естественно, что я не могу не относиться свысока к создателям иллюзорного мира – религиозного и художественного.

*                                                    *

*

      «Смерть» давно была закончена, но я чувствовал, что у нее еще нет завершения, которое бы мне нравилось. Оно пришло само по себе – без усилий со стороны воображения.

      Мы уже подлетали к Нидерландам – позади почти 10 часов лета, все  устали. Вдруг самолет сильно тряхнуло, он камнем полетел вниз, левое крыло горело. Ужас, а вскоре и оцепенение охватило нас всех. Я по обыкновению своему прислушиваюсь к своим ощущениям и интуиции: ничто не показывало, что скоро погибну, но страха натерпелся. Секунды через полторы – две, тянувшиеся как вечность, самолет остановил падение, стал лететь горизонтально, пламя оставалось, но, кажется, уменьшилось.

      Командир корабля обратился к нам с короткой  речью: в самолет попала молния, над Европой бушуют грозы и ливни, до Амстердама не дотянем, придется садиться поближе – там,  где есть аэропорт с большой взлетно-посадочной полосой. Мы успокоились. Вскоре приземлились в Роттердаме, нам дали визы, потому можно было погулять по городу, но особенно и не хотелось: еще не пришли в себя.

      Смерть прошла совсем рядом, очень близко. Но я остался в живых. Когда-нибудь смерть приблизиться так, что от нее уже не отвертишься. И это будет навсегда.

      В Роттердаме шел проливной дождь, было не до местных красот, пассажиры требовали, чтобы поскорее отвезли в Амстердам; у большинства там должна была быть пересадка. Через несколько часов отвезли. Ехали медленно, часто сворачивали с шоссе: шел поток машин, пробки были неминуемы, да я особо и не рвался в Амстердам: семь бед – один ответ, все равно уже опоздал на свой самолет.

      Схипхол, как всегда кипел, ведь он – один из самых больших аэропортов мира. Следующий рейс был практически через сутки, потому я отправился бродить по городу. Амстердам мне очень близок, я бывал здесь, наверное, пару десятков раз, многие места узнал бы с закрытыми глазами.

      Но что бы я не делал в Амстердаме, все сильнее думал о молнии, ведь она могла взорвать самолет, нас спасло мастерство летчиков и близость земли. А не было б этого, погиб как миленький и никогда не написал бы эти строки.

      В Москве никто и не догадывался, что нам пришлось перенести – мне, быть может, меньше всех в силу жизненного опыта и душевной закаленности. Но и я часто вспоминал весь этот кошмар, мертвецкую тишину в салоне, когда падали вниз и вздох облегчения, когда приземлились.

      Прошло всего 5 дней и СМИ переполнились сведениями о настоящей катастрофе – такой же, которую мы избежали. Самолет точно такой же конструкции, как и мой, и той же авикомпании, летел из Рио в Париж, посреди Атлантики в него врезалась молния, электросистема не выдержала, самолет потерял связь с землей и рухнул. Погибли 228 пассажиров из 32 стран.

      Мимо них смерть не прошла, мимо нас – да.

      За свою жизнь я облетел земной шар много раз, но фактически лишь два раза попадал в некое подобие катастроф: сейчас и когда летел из Чикаго в Лос Анджелес. То иностран-ные самолеты, иностранные экипажи, иностранные аэропорты. В России же, судя по СМИ, из-за нашего разгильдяйства и пьянства ежегодно случаются катастрофы с гибелью многих сотен пассажиров. Но я по России почти не езжу и нашими самолетами не пользуюсь.

                          И где мне смерть пошлет судьбина?

                          В бою ли, в странствиях, в волнах? – вопрошал Пушкин в 1829 году. Так вопрошают все – в любые времена, только поэт это выразил лучше, чем мог бы каждый из нас.

      Смерть это необратимое падение всего, что есть в человеке, это полная гибель. Она обязательна, неминуема, неотвратима. Но пока она не наступила, мы  не должны падать. Ежели упали, то обязаны быстро подняться. Если и такое не получилось, следует позвать на помощь родителей, жену, мужа, близких людей. Если они не помогли, то посоветуйтесь с любым здравым, практичным и мудрым человеком. Ну а если такого рядом нет, то обратитесь к психологам. Не помогут они - идите к психиатрам: наша профессия – помогать самым тяжелым, самым сильно упавшим, неспособным подняться из-за упадка сил да тумана в голове. И тогда хоть немного, но отсрочите наступление смерти - самого большого горя, которое существует, самой большой утраты, самого большого несчастья. Цели в жизни разные, они меняются; чтобы жить дольше и качественнее, надо их иметь – обязательно. Без социального азарта счастья не будет.

      Ну а тем, кто кричит, что смерти нет, что в другом мире нас ожидает рай да удача, а наша психика бессмертна, скажите, чтобы не морочали голову, не тешили детскими иллюзиями и не отвлекали от нормальной жизни. Вне жизни жизни нет. Потому главное  - сделать ее максимально благоустроенной, разумной и малоагрессивной.