ДЫМ КОРОМЫСЛОМ

      Есть на одном из общероссийских телеканалов передача «Их нравы»; в качестве научного консультанта я посетил с их съемочной группой Судан, Ливию, Эквадор и еще несколько стран. «Их нравы» - не история, не география, не путеводитель, а только нравы - социальные, национальные, общечеловеческие, бытовые. Нравы могут быть у небольших групп людей, больших объединений, племен, народов, стран, тут индивидуальное сложно переплетается с общенациональным и профессиональным: сколько людей, столько и нравов, но одинаково верно и другое - сколько наций, столько и нравов. Например, у прибалтов свои нравы, они молчаливы, сосредоточенны, степенны, об их скучности и неторопливости хорошо сочинять анекдоты. В то же время эстонцы очень отличаются от литовцев и уж тем более от белорусов - везде свои нравы.

      А что это такое? Единого определения нет, ученые и тут спорят друг с другом, каждый подчеркивает свое понимание нравов. Простые люди же используют это слово по назначению, ведь им неведомы научные споры.

      Нравы это обычаи, правила, формы поведения, которые могут быть подвергнуты моральной критике – от явного осуждения до легкой иронии. Показом их страдают все писатели – от Льва Толстого, изображавшего нравы так называемого высшего общества, до Глеба Успенского («Нравы Растеряевой улицы», 1866), Максима Горького («На дне», 1902) и множество других, показывающих традиционную народную жизнь с пьянством, суевериями, безделием, пустословием.

      Оторвавшиеся же от реальности некоторые русские мыслители считали, что все мы должны брать пример с персонажей Г. Успенского, Н. Помяловского, А. Писемского и других бытописателей, нравы Растеряевой улицы должны быть для нас всех примером нравственности и высокой духовности.

      В общем, в головах наших якобы моральных авторитетов дым коромыслом, полный хаос, чудовищная оторванность от настоящей, а не придуманной реальности.

      Некоторые сводят нравы к нраву, т.е. к характеру, поведению, к эмоциональной реакции; понимание нравов тут не только неоправданно суживается, но направляется по иному руслу – из социальной категории нравы переводятся в сугубо биологическую, к тому же связанную не с интеллектом, а с эмоциями, т.е. с самой внесоциальной, общеживотной областью.

      Нравы – это проявление всего комплекса поведенческих реакций, это образ жизни, это сочетание идеологической, этической и эстетической составляющей нашей психики.

      В каждой среде свои нравы – порой несовместимые с нравами другой среды. Одно из самых гнусных порождений российской жизни это массовое воровство. К обычным ворам,  коих не счесть, относят и профессиональных воров. Во главе их стоят воры в законе – то же, что в армии России генералы и адмиралы. Это начальник и образец для подражания. Профессиональный вор обязан всегда говорить, что он вор, и соблюдать ряд условий: не работать, не жениться, не иметь собственности… Особенно много профессиональных воров, тем более в законе, среди грузин: эти любят пофанфоронить, покрасоваться, им неважно кем быть – профессором или вором, лишь бы привлечь внимание. Потому из грузин вышло так много прохвостов, экстрасенсов и других всякого рода мошенников.

      Когда к власти пришел Михаил Саакашвили, он объявил решительную войну всей этой мерзости. Был принят закон: если ты принадлежишь к воровскому сообществу, то иди в тюрьму, а потом вышлют за пределы Грузии (куда? Конечно, в Россию – та принимает всех, особенно преступников, честному же человеку в Россию перебраться трудно, если вообще возможно). После этого местные воры разбежались, поняли, что в Грузии им житья не будет. В России их принимали с распростертыми объятиями: они же социально близки капиталистам! Слуги буржуев – либералы, в основном так называемые правозащитники – устроили вселенский шум из-за того, что в Грузии-де нарушают права человека, словно профессиональные воры это человеки, которым надо жить среди нас. Вот такие нравы.

      В советские годы слово нравы использовалось с пренебрежительным оттенком, что бы не сказать хуже. Да и вообще это слово применялось редко: вот в Америке нравы, а у нас правила социалистического общежития, у нас человек человеку друг, товарищ и брат, он ведет себя как положено приличному, воспитанному. Это у уголовников нравы, и у нас когда-то было так – до Великого Октября. Нравы в социалистических условиях это что-то мещанское, дореволюционное, тюремное, не наше.

      После 1991 годы нравы стали употребляться все чаще и без отрицательного оттенка: мол, всего-навсего поведение и ничего больше. Ну а какое поведение при капитализме, всем известно.

   Моя книга о нравах сейчас и прежде – не обо всех, конечно. Поскольку я психиатр, то ясное дело, что буду касаться и нравов психических больных, и полубольных. Не всех, разумеется. Поскольку я не только врач, но и путешественник, то, само собой, буду приводить примеры из своих поездок – сейчас и до 1991-го, это поможет сравнивать морально-психологический климат при социализме и при капитализме. Нет режима безоблачного, идеального, всех устраивающего. Что-то хорошо при одном, что-то при другом. В частности не очень буду вдаваться, а вот о главном скажу. Ведь там, где человек человеку волк, нравы одни, а где наоборот – там тоже наоборот. Во всяком случае при нынешнем российском капитализме, где все построено на обмане, зоологической конкуренции и жульничестве, нравы самые отвратительные. Не во всем, но в главном. Эгоизм, нравственная неразборчивость, торжествующая зависть не могут порождать хорошее – только плохое.

      Нравы это нравственность, своенравие, нравиться, нравоучения. Ну а сколько людей или их объединений, столько и разновидностей этого.

      Я всегда любил Прибалтику, в советские годы посещал ее очень часто, там все мне по сердцу, но мне не нравилось одно: постоянные разговоры о договоре Молотова-Риббентропа. Ну что необычного и уж тем более постыдного в этом договоре? К тому же к нему СССР был принужден Англией и Францией, все делавшими, чтобы натравить Гитлера против нас. В те времена не было ни одного договора, чтобы к нему не прилагались какие-нибудь секретные статьи - так было принято, такие тогда были нравы.

      Но прибалтам и полякам это объяснять бессмысленно, они про свое и все тут.  Мол, если для Советского Союза этот договор, может, и неплох, но для нас гибелен. К тому же он поделил Польшу, а это, дескать, аморально.

      Ладно, а выступать систематически против СССР, грозить нам вторжением это нравственно? Ведь в межвоенное десятилетие не Германия и не Франция считались нашими главными врагами, а только Польша, на нас уже нападавшая, и только она. У нашего народа не было никакой симпатии к этой ненавидящей нас стране, от которой шли лишь гадости. К тому же мы в 1920-ом проиграли ей и видели, как зверски победители относились к нашим военнопленным. Не надо было Польше поддаваться Гитлеру, тогда и не наступило бы 17 сентября, когда мы вынуждены были войти в нее, дабы спасти западных украинцев и белорусов. Что тут плохого?

      Но прибалты на это нуль внимания, у них один свет в окошке: вы лишили нас независимости, словно она у них была всегда. 20 лет они были независимы только по позволению советского правительства, подписавшего Брестский мир. Скажите спасибо, а не нойте насчет договора Молотова-Риббентропа. Но  ноют, скулят, подсчитывают якобы убытки, кои получили от утраты независимости.

      До 1940 года прибалтийские государства были беднее всех в Европе. После 1991 тоже самые бедные, живут сейчас они за наш счет, но чем больше от нас зависят, тем больше спекулируют насчет договора Молотова-Риббентропа. Такие у них нравы, такой туман у них в голове, такой дым коромыслом в их душах. Когда прозреют, когда угомонятся, когда поменяются у них нравы?

      Латвия – страна, в которой живут латыши, русские, белорусы и т.д. Как только немцы занимали тот или иной латвийский городок, в нем с первых же часов начинали действовать отряды латышских националистов – русских отрядов никогда не было, хотя в ХХ веке от трети до половины населения Латвии было русским. Латышские отряды были хорошо организованы, вооружены, их  деятельность тщательно координировалась. Выходит, антисоветский заговор созрел давно, он не был фантазией местных коммунистов; выходит, чекисты далеко не всех разоблачили, не всех выслали, не всех профилактировали. Потому когда мы разбили Гитлера и его прихлебателей, нашим, помня свои ошибки 1940-41 годов, пришлось крепко поработать – на нашем месте так бы поступила любая ответственная власть. Общечеловекам это, конечно, невдомек: в конкретных наших условиях конца ХХ столетия они были самыми настоящими вражескими агентами, хотя многие это не сразу понимали. И все они вопили на всех перекрестках о том, как плох договор 1939 года, к которому нас принудили западные демократы.

      Капиталистические нравы это азартные игры, разгул преступности, вокруг сплошные враги, это проституция, наркотики, самозванцы, суеверия, клевета, ложь СМИ, это всеобщий обман, это держи ухо востро, иначе обманут, оставят без штанов.

      Нравы при социализме разные: при расцветающем одни, при загнивающем другие. И, конечно, надо отличать нравы, вообще присущие всем людям независимо от строя, и нравы, вызванные или усиленные тем или иным режимом.

      В конце 2007 года я путешествовал по Ливии. Вначале посетил Триполи – почти европейский город, в котором много итальянского. Потом на джипе отправился в Гадамес – город-музей. Когда-то в нем проживало много людей, но из некоторых его районов и близлежащих селений народ переселился, потом старые жилища остались заброшенными, это большие поселки, состоящие из глины,  в их лабиринтах легко заблудиться.

      Из Гадамеса путь лежал в Гат, он на границе Ливии и Ал-жира, ближе к Чаду. В Гате смог наконец-то принять душ и отчистить голову от всепроникающего песка. Потом направился к чадской границе и тут произошел интересный случай.

      По Сахаре медленно шел караван из трех верблюдов. Когда поровнялись с нами, мои проводники, естественно, заговорили с владельцами каравана: в пустыне редки люди – не говоря уж о европейцах. Не остановиться – грех и глупость, тут такие нравы, в коих нет ничего дурного или двусмысленного. Мой проводник поинтересовался, куда идет караван. Ему ответили, что идут в Гат, дабы показать врачу жену главы этого племени (или семьи – тут я запутался или что-то не понял).

- А что с ней?

- Больна, еле ноги передвигает, падает, потом обливается, ничего делать не может

- Попросите доктора, может, он чем поможет.

- А что за доктор?

- Он из России, путешествует, изучает нашу жизнь.

- Тогда переведите ему мою просьбу посмотреть больную.

      С собой у меня не было никаких инструментов, но был тонометр, а сердце слушал, приложившись к груди больной – так меня учили полвека назад, если нет стетоскопа. Тонометр я вожу с собой всегда: изучаю свое давление в разных обстоятельствах. У больной давление было чудовищно низким – 50/26, а   сердце соответственно. Лекарств у меня с собой мало, повышающих давление вообще нет. Я приказал разжечь костер, поставить кастрюльку с водой. Когда она закипела, отлил ее в большую кружку, насыпал туда 4 чайные ложки растворимого кофе и заставил больную медленно выпить.

      Через 15-20 минут она порозовела, ожила, давление поднялось до 80/50. Стало ясно, что дело в давлении: у нее оно всегда после менструаций сильно падало. Я надавал ей советов, нужда теперь ехать в Гат исчезла, караванщики смотрели на меня как на Бога: с восхищением и страхом.

      Они поинтересовались, куда мы держим путь. Проводник  сообщил, что через 4 дня будем в Мурзуке, там переночуем и отправимся  в Эль-Джауф, а затем к суданской границе.

      Мне сказали, что это туареги, племя их небольшое, фактически это большая семья или несколько семей. Слов они произносили мало, больше говорили их лица и глаза.

      Когда  приехали в Мурзук, возле гостиницы уже стояли те самые караванщики. Они сказали, что в знак благодарности дарят мне верблюда и просят считаться почетным вождем их племени. В знак подтверждения моего нового титула они дали большой крест (сказали, что он серебряный, но уже в Москве узнал, что серебра мало, если вообще имеется) и красивую плетку, похожую на сувенирную – чтоб было чем бить подданных.

      Я поблагодарил, но от верблюда отказался. Они же считали его самым главным подарком – можно сказать, бесценным. Мой проводник объяснил им, что верблюда в самолет не посадишь, да и в Москве негде его держать, потому пусть не обижаются, но верблюда русский доктор не возьмет. Все это произносилось так искренне, с таким количеством поклонов, что мне даже стало неловко, что не беру верблюда.

      Крест привез в Москву и плеть. Поскольку подданных у меня нет, то она бездействует. На оборотной стороне креста написано что-то по-туарегски, что – не знаю.

      Стало быть, я теперь вождь – правда, толком не ведаю кого. Когда мы расставались, я поинтересовался, кто еще ходит в почетных вождях, оказалось, что почетный только я. Мне также сказали, что ежели я останусь у них, мне подыщут пару жен и будут следить, чтобы меня все слушались – не только, естественно, жены. Вот такие у них нравы.

      Мусульмане не предлагают своим гостям жен – даже почетным. Да, кажется, вообще никто. Нет, когда ездил по Чукотке и северу Якутии, спрашивал насчет этого: мол, в Москве говорят, будто своих жен вы подкладываете гостям. Хозяин дома, в котором произошел этот разговор, молча смотрел на меня и было не понятно, дошло ли до него то, что я сказал.

      Вечером, когда надо было ложиться, пришла какая-то старая чукчанка, похожая на немытую ведьму: видно, ее и решили подложить ко мне. Я деликатно отказался, хозяин облегченно вздохнул.

      Лег спать. Заснул. Через пару часов очнулся: рядом сидела та самая и не мигая смотрела на меня. Может, тело у нее и было чистое, но лицо и одежда, как у грязной бродяжки. Меня всего передернуло. До рассвета не мог заснуть.

      Потом старался с чукчами и якутами не заводить подобных разговоров. Иногда забывал и опять интересовался, как тут насчет обихаживания дорогих гостей. Результаты были примерно одинаковы.

ГОЛОВА  САДОВАЯ

      Линии поведения человека и народов определяются многими факторами, особенно социо-культурными. В этом смысле очень показателен Израиль – к этой многострадальной стране я обра-щаюсь чуть ли не в каждой книге, ибо в ней наиболее рельефно обнажены психиатрические и психологические проблемы, мел-кими кусочками разбросанные по всему миру.

      Ветхий Завет четко указывает, где и когда жили иудеи: это большая часть Иордании, Сирии, Ливана и, конечно, территория нынешнего Израиля. Однако когда сионисты организовали Из-раиль, они в силу своих либеральных взглядов отказались от иорданских, сирийских и ливанских земель, а потом Запад стал требовать от Израиля, чтобы он ушел и из Газы, хотя это исконно иудейская земля. Главными врагами Израиля являются не арабы вообще, а европейцы, которые в силу антисемитизма и либерализма заставляют евреев сдаться исламистам. Те пребы-вают на более низком уровне – экономическом, моральном, бы-товом. Многие вещи, ясные как дважды два, им невдомек....

...которую невозможно обидеть; как раз наоборот – он вспыхивает от любой недоброжелательности или равнодушия к себе. Такие нравы у таких людей.

      Нарушение законов всегда интереснее, нежели следование им, это будоражит, усиливает азарт.На этом основано искусство, потому деятели культуры чаще, чем кто бы то ни было, обходят законы, попадаются, подымается страшный шум, их освобож-дают, они опять бедокурят и так до тех пор, пока не сопьются или не погибгут от наркотиков или в драках.

      В 1980-ом или чуть позже в Шауляе посетил выставку Раши-да Али Акбера – азербайджанца, живущегов Риге. Он йог, художник, выставил 15 картин – все подражание С.Дали. Что в биографии этого пижона правда, а что он сочинил, не знаю. Но на выставку народ валил. И очень удивлялся, когда слышал от меня холодные отзывы: мифы людям нравятся куда больше, нежели правда.

ДА  ЗДРАВСТВУЕТ  ЧЕЛОВЕК!

      XIX век усиленно развивал цивилизацию, были достигнуты такие успехи, которых не было за всю предыдущую историю человечества, но отрешиться от своей животной сущности люди, конечно, за такой короткий срок не могли.  В ХХ столетии они и развернулись во всей красе – несмотря на фантастическое развитие техники. В ХХ столетии в нашу жизнь вернулось то, что, казалось, осталось в пещерных временах, однако люди вновь оборотились к ним. Обнаружилось, что слой, отделяющий зверя от человека, очень тонок и в любую минуту может рухнуть. К сожалению.

      В XIX веке не было либеральной вседозволенности, люди чувствовали ответственность друг перед другом и перед всеми, понятие совесть было определяющим – несмотря на все ужасы войн, церковных инквизиций и жестокости черни. В ХХ же столетии победил либерализм, т.е. бессовестность, вседозволенность, царство примитивных инстинктов и рефлексов.

      Однако на одной шестой части обитаемой суши существоавл социализм со своими достоинствами и недостатками, последние были главным образом особенностями нравов в России и, конечно, несовершенством человеческой природы, с коими социализм сурово боролся. Социализм обращался к разуму, т.е. подымал население, а капитализм руководствуется эмоциями, т.е. опускает народ на более низкую ступень. Честному, приличному человеку капитализм противен, зато деляге, проныре, вруну, психопату он в самый раз – на таких он и держится, ими и оправдывается. Буржуи стесняются называть себя капиталистами, они говорят об обществе потребления, либеральной демократии и пр., однако сущность капитализма от этого не меняется: он остается обществом жестокости, преступности, извращений и подлости: так говорили о капитализме Бальзак, Золя, Ленин и многие другие неглупые люди, так говорю спустя много десятилетий после их смерти и я.

      Пройдут годы, столетия и как прекрасную сказку будут рассказывать о советском социализме – уже и сейчас рассказывают. Психиатрам никогда уже не будет дана возможность не просто лечить, а излечивать – как это было при социализме.

      Чтобы помочь пациенту при капитализме, надо чтобы он был из обеспеченной семьи, ибо лечение частное – даже в государственных учреждениях. Потому лечиться могут далеко не все: и деньги нужны, и ум, и терпение, и совесть. Большинство народа не имеет этого, потому обречено, ими никто из врачей заниматься не станет, даже жулики.

      Мне этот народ, сам себя обрекший на нелечение, не очень жаль: он, а не я кричал Долой красный фашизм!, он голосовал за капиталистов, он легко поддавался разложению, шедшему из СМИ и от политиков, никто никогда не сказал: Товарищи, что же мы делаем, до чего мы довели свою медицину, давайте устроим забастовку, чтобы врачам повысили зарплату и дали возможность нас лечить!

      Я не лечу - я излечиваю Общаюсь в основном с матерями и бабушками, отцы–богачи – очень заняты и все отдают на откуп женщинам. Чем  занимаются отцы, я никогда не спрашивал и не спрашиваю сейчас. Иногда мне рассказывают другие.

      Лет 15 назад лечил мальчика с РДА. Вылечил. Сейчас он учится в университете, ко мне приходит редко- нужды нет.

      Звонит его бабушка, просит совета. Ее сын – отец мальчика – работает в одной богатой фирме, не на последнем месте. Фирме исполнилось 10 лет, решили отметить да пооригинальнее. Собрались, выпили. Когда уже созрели, а некоторые уже перепились, в зал вошли 20 раздетых девиц – по числу участников-мужчин. Это были шлюхи, нанятые из соседнего борделя, оплатила их фирма. Шлюхи стали соблазнять мужчин, приговаривая, что их пригласили, дабы устроить оргию. Мол, они не впервые участвуют в таких юбилеях. И стали раздевать мужиков, а если удавалось, то тут же на диванах совокупляться. На глазах у всех.

      Казалось, владелец фирмы все сделал, чтобы опустить своих сотрудников, разжечь в них низменное, вернуть в первобытные пещеры. Но не тут-то было.

      Большинтво мужчин отказались участвовать в оргии: кто-то стыдился, кто-то  помнил о жене и о СПИДе, кто-то опасался, что начальник потом станет шантажировть, у некоторых уже просто член не стоял, тем более что совокупление – дело интимное, не для публики и не со снятыми шлюхами, которым все равно с кем трахаться,  лишь бы деньги шли.

      Как  владелец фирмы их не подбадривал, не понукал, не грозился – сотрудники держались холодно, отстраненно. Потом разошлись. Начальник обиделся: хотел вам, гадам, подарок сделать, повеселиться на полную катушку, а вы перепугались.

      Герой же моего рассказа не просто перепугался, а стал  импотентом, уже полгода член вообще не стоит, жена еще держится, но уже явно недовольна. Герой пожаловался матери – та мне.

      Пришел – так я впервые увидел отца своего давнего пациента. Вылечил. Теперь в семье все хорошо, но мужчина боится, что начальник устроит что-то подобное и тогда отвертеться не удастся, а если еще и член не встанет, то позора не оберешься.

      Вот такие нравы при нашем капитализме.

      Вы скажите, что такое встречалось и при социализме. Да, бывало, но очень-очень редко и только в среде писателей, артистов или художников, редко среди чиновников, бравших шлюх из той же художественной среды. Я и сам по молодости и из любопытства участвовал в оргиях, но ни одна женщина не была платной шлюхой, все жарились от избытка энергии, из любопытства, от одиночества, тут не было никаких извращений.

      Наблюдения требуют объяснений – на этом основана наука и вообще здравый смысл. Но такое чуждо религии – застывшей, ничем не интересующейся, погруженной в самолюбование. Правда, религии религиям рознь – как и люди все разные, с разным уровнем развития. На Земле живет около 7 млрд человек, они же не могут находиться на одинаковом уровне цивилизации – так и с религиями. В христианстве, например, много ветвей, но все они могут быть распределены по трем уровням. Низкий – православие, это смесь язычества и христианской оболочки, оно полностью базируется на эмоциях, потому не требует ни объяснений, ни вообще размышлений. Повыше – католичество, тут  много эмоций, но и попыток здравомыслия тоже хватает. Ну а выше всех – протестантство – самая интеллектуализированная разновидность христианства.

      Православие начисто отвергает эволюцию. Дарвин для нее главный враг, оно никак не признает достижения генетики, палеонтологии и других наук, убедительно доказавших, что как в общих принципах, так и в мелочах великий англичанин был безусловно прав. Ведь он жил тогда, когда многих нынешних наук вообще не было, но все объяснил правильно, в последующем все было подтверждено и ничто не опровергнуто. Например, Дарвин был убежден, что первый человек появился  в Восточной Африке – четкие же доказательства этого появились лишь в конце ХХ века.

      Католики – поскольку умом выше православных – согласны с теорией Дарвина, но с оговорками: мол, ученый абсолютно верно объяснил происхождение всего живого, так сказать тела, но не души. Душой попы именуют то, что ученые называют психикой. Дарвин действительно не касался психологии и психиатрии – не его это сфера. Последующие ученые пытались понять с эволюционных позиций психику, но сделали в этом направлении лишь первые шаги. Я же первый, кто не с общих позиций, а конкретно и внятно попытался восполнить то, что еще не изучено: на примере психики и особенно ее развития показал непрерывность усложения и разнообразия движений психики от животных к людям.

      Дарвин жил в религиозное время, это только в ХХ столетии ученые бесстрашно признавались в атеизме. Дарвину потому приходилось всякий раз подчеркивать, что он  не атеист: костры, на которых сожгли Джордано Бруно и Мигеля Сервета, в дарвиновские времена были куда более актуальны, нежели сейчас. И в наши дни многие трусливые ученые боятся говорить о своем атеизме как вершине познания, до которой дорастать трудно и небыстро, а уж при Дарвине лучше было не касаться этой темы, дабы не навлечь на себя гнев черни, предводительствуемой фанатиками церкви.

      В 2007-ом я объездил юг латиноамериканского конуса, а в 2009-ом побывал на Галапагосах. Быть там и не думать о дарвинизме невозможно. Дарвин, кажется, не был в Патагонии, а жаль: тут бы он увидел множество животных, преображенных условиями жизни, далеко ушедших от своих предков.

      Редко кто не видел морских свинок. Но в безводной, холодной патагонской пустыне морские свинки превратились в гигантских тварей, именуемых маара. Они ростом как антилопы. Самка маара кормит лишь свой выводок, сирот ни за что не возьмет к себе – те и умирают: какой спрос со свиньи!. А вот у большинства других патагонских животных взаимопомощь и взаимовыручка очень развиты. У пингвинов, например. Самка выпускает из себя яйцо, потом за ним ухаживают и самцы тоже, и сосоеди. Яйца ни на мгновение нельзя оставить без тепла. Потому пингвины ходят в океан по строгому расписанию: одни покупались, напились, наелись и спешат сменить тех, кто сидит на яйцах. Ни споров, ни драк, ни воплей нет: каждый делает свое дело.

      У нанду - это здоровенные страусоподобные – все делает отец, кроме вынашивания яйца. Появилось яйцо – самка уходит, а всем остальным занимается самец.

      Маленькие верблюды – гуанако. Тут еще больше взаимопо-мощи. Несколько гаремов соединяются в стадо, всем малышам оказывают помощь все. Единственно, за чем бдительно следят самцы, чтобы на их самок не покусился какой-нибудь нахал из этой же стаи и , не дай Бог, из чужой.

      Когда Дарвин оказался на Галапагосах – тут, кстати, ему и памятник воздвигли  - его поражали безжизненные однообразные места, он считал острова никчемной, неинтересной землей. Вокруг бескрайние кактусы – главное растение в этих местах. На разных островах разные черепахи -  и по размеру, и по длине шеи, и по манерам. Все это видел и я. Только не пересчитывал вьюрков – при Дарвине их было 13 видов.    

       Каждый живет в свое время, другое время будет только у других. Потому Дарвин знал свой уровень, а что станет потом, мог лишь предвидеть. И не ошибался, ибо был умным человеком и проницательным наблюдателем. Но всегда осознавал, как мало знает. Как и я тоже: по сравнению в Дарвиным я знаю много больше, но по сравнению с теми, кто будет через 100 и уже тем более 200 лет, я самый обыкновенный невежда.

      Но как бы много не знали те, кто появились после Дарвина, и те, кто будут после меня, мы твердо уверены, что все живое имеет одни и те же корни, на основе которых появилось бесчисленное множество разновидностей биологических видов и уровней психического функционирования: одних общих для всех животных, других общих для приматов, третьих общих для высших приматов, четвертых – свойственных только человеку, этому великому, хотя и несовершенному, творению эволюции: идеалы всегда не такие, как реальность, искусство  же создано для того, чтобы мы не сошли с ума от правды и тоски по людскому совершенству, к которому всегда стремимся, а оно - как мираж – все равно далеко.

      Со временем будут найдены новые факты, будут сформулированы новые гипотезы, появятся новые суждения, но все они будут базироваться на эволюционной теории, основы которой появились в голове Дарвина, когда он в 1835 году приплыл на Галапагосы.

      Я, побывавший на них в мае 2009-го, не мог об этом не вспомнить.

      О нравах можно писать долго. Мне уже надоело. Хочу, чтобы люди оставались людьми. И чтобы нравы были человеческие, а не животные, не пещерные, не извращенные и злобные. Уж коли мы в прошлом – животные, то надо это скрывать воспитанием, хорошими менерами, самоконтролем, совестью, правилами приличия. А в этом предела нет: воспитание имеет начало, но не имеет конца.

 *                              *

*

Содержание